Франц Энгел

Как бы я могла, сестра моя, описать словами первые ласки моего супруга? И как я узнала о пробуждении его сердца?

Как холодная земля узнает тот миг, когда весеннее солнце завладевает сердцем ее и вдыхает в него новую жизнь? Как море чувствует мощный призыв луны?

Не знаю, как проходили дни. Знаю только, что я перестала чувствовать себя одинокой. Там, где был он, был и дом мой, и я не мечтала больше о доме моей матери.

Пока он отсутствовал долгие медленные дневные часы, я размышляла над каждым словом, произнесенным им. Я представляла себе глаза его, его лицо, изгиб его губ, случайное прикосновение его руки к моей, когда мы переворачивали страницу книги, лежащей перед нами на столе. А вечером, когда он сидел рядом со мной, я поглядывала на него потихоньку, и пока он учил меня, не могла на него налюбоваться.

День и ночь думала я о нем. И как река весной разливается, и переполняет каналы, высушенные зимней засухой, заливает поля, оживляя и одаривая плодами все вокруг, так мысль о моем супруге заполнила мое одиночество и мои желания.

Кто может понять эту силу притяжения, возникающую между мужчиной и девушкой? Начинается с одного случайного взгляда, одного робкого и медлящего взгляда, а после вдруг этот взгляд воспламеняется и становится продолжительным и испепеляющим. Сначала пальцы касаются пальцев другого и быстро отстраняются, а после сердца устремляются друг к другу.

Но как бы я могла рассказать, даже и вам, сестра моя? Это было время моей большой радости. Слова, что я произношу сейчас, алые слова. В последний день одиннадцатой луны я знала, что когда наступит время жатвы риса - в самый расцвет года, родится мой ребенок.

* * *
 

Когда я сказала мужу, что исполнила свой долг перед ним и зачала, он был очень счастлив. Прежде всего сообщил об этом радостном событии своим родителям, после братьям, и мы получили их поздравления. Мои собственные родители, конечно, не были так непосредственно затронуты. Но я решила сказать своей матери во время посещения родного дома по случаю Нового года.

Для меня настало трудное время. До сих пор я была незначительной личностью в семействе моего супруга. Ничего более, чем жена одного из младших сыновей. Я не принимала почти никакого участия в семейной жизни, с того дня, как мы покинули большой дом. Я лишь дважды, в определенное время, ходила поклониться и поднести чай матери моего супруга, но та обращалась со мной пренебрежительно, хотя и довольно любезно. Теперь, вдруг, я словно превратилась в жрицу судьбы. Я носила в себе надежду всего семейства, наследника. У моего супруга было пять братьев, ни один из которых не имел сына. Если у меня родится мальчик, он займет первое место в семье и роде после самого старшего брата моего супруга и станет наследником семейного имущества. О, какая скорбь для матери! Ее сын принадлежит ей в течение всего лишь нескольких первых дней после рождения! Очень рано он должен занять свое место в жизни большого семейства. Сын мой будет только мой лишь такое краткое время! О, богиня милосердия, храни моего малыша!
После восторгов первого часа, когда мы с моим супругом разговаривали о ребенке, очень скоро мной овладела мучительная тревога. Я уже сказала, что для меня это было трудное время. Причина заключалась, прежде всего, во множестве советов, которые я получала со всех сторон. Самые разумные были от моей почтенной свекрови.

Едва узнав о моей радости она послала за мной. До того, когда я ее посещала, меня принимали официально в гостиной, потому что свекровь держалась с нами весьма холодно с тех пор как мы съехали. Но в тот раз она приказала служанке проводить меня в семейную комнату за третьим двором.

Там я нашла свою свекровь сидящей за столом. Она пила чай и ждала меня. Свекровь - величественная пожилая дама, очень полная, с маленькими ногами, давно не способными выдерживать большую нагрузку. Если ей требовалось сделать лишь один шаг, ее поддерживали две крупные рабыни, что всегда находились в ее распоряжении поблизости. Руки у свекрови маленькие, все в золотых перстнях и такие полные, что пальцы ее нелепо выглядывают из под холмов раздутой плоти. Она почти никогда не расстается со своей длинной трубкой начищенного серебра, которую рабыни постоянно наполняют и зажигают от свитка тлеющей бумаги, всякий миг готовой разгореться.

Я приблизилась к ней и поклонилась. Она улыбнулась так, что полные ее губы исчезли в ее толстых щеках. После она взяла мою руку и похлопала по ней.

- Хорошая дочь, хорошая дочь, - сказала она сиплым голосом.

Давно уже шея ее исчезла в складках жира, и говорила она приглушенно.

Я знала, она довольна мной. Я налила чашку чая и поднесла ей двумя руками. Оня приняла. После я уселась на маленький стул в сторонке. Она уже не желала смотреть на мое унижение. Недавно еще ее не заботило где я сяду. А теперь она усмехнулась, прокашлялась и сделала мне знак сесть с ней рядом за стол. Я покорилась ее приказу.

После она распорядилась позвать других снох, и все они явились поздравить меня. Трое из них никогда не были беременны, хотя и давно были замужем. Для них я была объектом для зависти и упреков. Самая старшая - высокая женщина с желтым лицом, вечно страдающая и больная - принялась вздыхать, мятаться и оплакивать свою судьбу.

- Ох... ох, какая несчастная жизнь... Какая жестокая доля!

Свекровь моя покачала головой. Она позволила самой старшей своей снохе поплакать и облегчить свою муку пока не выкурила две трубки. После она приказала снохе замолчать, так как желала поговорить со мной. Позже я узнала, что самый старший брат моего супруга только что взял вторую жену, потому что первая не родила ему детей. Именно это обстоятельство так обостряло страдания несчастной. Она любила своего мужа и в конце концов поняла, что молитвы и жертвоприношения богам оказались бесполезны.

Свекровь дала мне много советов. Между прочим она сказала не приготавливать заранее никакого приданого для младенца, до того, как он родится. Таков был обычай в стране ее детства, Анхуей. Там люди верили, что так жестокие боги не узнают о приближении родов и не станут пытаться уничтожить человека до его прихода на белый свет. Услышав об этом обычае я спросила:

- А во что мне одеть маленького голого малыша?

- Заверни его, - важно ответила она, - в самые старые одежды его отца, это принесет ребенку счастье. Я поступила так со всеми своими шестью сыновьями и все они остались живы.

Золовки мои тоже принялись давать бесконечные указания, каждая описывала обычаи своего края. Особенно мне рекомендовали после родов есть рыбу и выпивать по несколько чашек рафинированного сахара с водой. Так, советуя мне, каждая из них облегчила собственную зависть.

* * *
 

Вечером, вернувшись к моему супругу, счастливая от сердечного внимания, которое оказали мне в его семействе, я рассказала ему, что мне велели сделать для благополучия ребенка. Он вдруг разозлился, напугал меня и изумил. Принялся хвататься за волосы и ходить по комнате.

- Глупости... глупости... глупости! Все это ложь и суеверие! Нет, никогда, никогда!

Он остановился, схватил меня за плечи и посмотрел прямо мне в глаза.

- Обещайте мне, - сказал он, - что будете поступать только так, как скажу вам я. Вы поняли, вы должны слушаться! Гуй-Лань, обещайте, или клянусь, вы никогда больше не будете иметь ребенка от меня!

Могла ли я не пообещать от такого испуга?

После того, как неуверенным голосом я дала ему свое слово, он успокоился и сказал:

- Утром я свожу вас в западный дом. Посетим семейство моего старого учителя, он американец. Я хочу, чтобы вы посмотрели как западные люди заботятся о своих детях. Не ради того, чтобы вы подражали им рабски, а чтобы вы расширили свои познания.

Я во всем подчинялась своему супругу. Только одно совершила я в тайне от него. На следующей день, перед рассветом я ускользнула из дома, сопровождаемая лишь одной служанкой. Было так рано, что только зевающий подмастерье попался нам по дороге, он подметал улицу в предутреннем тумане. Я купила несколько палочек тимьяна. После пошла в храм, зажгла тимьян и поставила его перед маленькой черной статуей богини милосердия, которая дарует женщинам сыновей и легкие роды. Я опустилась лбом на мраморный пол перед нею. Было еще влажно от ночной росы. Я вымолвила то, что таила в сердце своем. Встала и посмотрела на нее умоляюще. Она не ответила мне. Кувшин был наполнен холодным пеплом от тимьяна, который другие матери поставили там раньше меня с молитвами и желаниями, подобными моим. Я сильнее забила свои палочки тимьяна в пепел, и оставила их гореть перед нею. Потом я вернулась домой.

 

* * *
 

Как и обещал, на следующий день супруг мой повел меня в гости к своим друзьям чужеземцам. Мне было ужасно любопытно, даже немного боязно. Сейчас, как вспомню об этом, не могу сдержать улыбки.

Но я никогда раньше не ходила к чужеземцам. У меня не было такой возможности. Я никогда не ходила свободно по улице, и никто в доме моей матери не дружил с чужеземцами. Отец мой видел их, разумеется, когда путешествовал. Но для него они не имели большого значения, только смешили его своей странной внешностью и резкими грубыми манерами. Лишь брат мой по необъяснимым причинам восхищался ими. Он часто видел их в Пекине, а и в его школе некоторые учителя были чужеземцы. Однажды, перед моей свадьбой я слышала как рассказывали, будто он даже ходил в дом к одному чужестранцу, и тогда я восхищалась его храбростью.

В доме моей матери для меня не существовало ни малейшей связи с миром чужестранцев. Иногда случалось, какая-нибудь служанка, выходя за покупками, возвращалась взволнованная и рассказывала, что встретила чужестранца по дороге. Тогда рассказывались чудные вещи о бесцветной коже и бледных глазах этих людей. Я всегда слушала с тем любопытством и страхом, которые испытывала, когда Ван-Да-Ма пугала меня сказками о духах и демонах старых времен. Служанки даже шептались о черной магии чужестранцев и о способности их украсть душу человека с помощью маленькой машинки в черной коробочке, в которую они глядели одним глазом. Что-то щелкало внутри коробки, и человек чувствовал странную слабость в груди. Скоро после этого он умирал от болезни или погибал от несчастного случая.

Но мой супруг смеялся, когда я поделилась с ним своими страхами.

- Как же я тогда смог вернуться живым, проведя двенадцать лет в их стране?

- Да, но вы ученый, усвоили их магию.

- Идемте, посмотрите сами, - ответил он. - Они мужчины и женщины как и все остальные.

Итак, в тот же день мы пошли в гости и прежде всего оказались в саду с травой, деревьями и цветами. Я была поражена красотой этого сада. Я и не предполагала, что люди Запада могут любить природу. Естественно, ничего не было устроено как полагается: не было ни дворов, ни бассейна с красными рыбками. Только деревья, посаженные то здесь, то там, и цветы, которые росли в беспорядке. Должна признаться, когда мы подошли к дверям дома, мне захотелось сбежать, и я бы так и поступила, не будь со мною моего мужа.

Дверь внезапно открылась изнутри и "чужеземный дьявол" вышел к нам с улыбкой, разлитой по всему его широкому лицу. Я поняла, что это мужчина, потому что он был одет как мой супруг. Но, о ужас, голова его не была покрыта нормальными человеческими волосами - гладкими и черными, как у других людей, а какой-то меховой рыжей шерстью! Глаза его походили на камни, промытые морем, а нос его возвышался посреди лица, словно гора. О, страшно было глядеть на такое существо! Он казался мне отвратительнее Бога Севера, стоящего при входе во храм.

Муж мой бесстрашен. Он совсем не выглядел смущенным видом этого человека. Он подал ему свою руку, а чужеземец схватил ее и затряс вверх-вниз. Супруг мой был готов к этому. Потом он обернулся ко мне и представил меня. Чужеземец вновь заулыбался своей громадной улыбкой и захотел схватить и мою руку. Но я взглянула на руку, которую он мне протянул, большую, костлявую, покрытую длинными рыжими волосами и черными пятнами, и вся затрепетала, я не могла прикоснуться к такому. Я скрыла руки в рукавах и поклонилась. Он улыбнулся еще шире, пригласил нас войти.

Мы оказались в маленькой прихожей, как наша, а после в комнате. У окна сидело еще одно существо. Я сразу догадалась, что это женщина. Она, по крайней мере, вместо брюк была одета в длинное платье из хлопка, подпоясанное плоской веревкой. Волосы ее не были столь ужасны, как у ее мужа - прическа у нее была гладкой и аккуратной, хотя волосы и отливали невозможно желтым цветом. И у нее был большой нос, но не кривой, как у ее мужа. Руки у нее были большие, а ногти короткие и квадратные. Я посмотрела на ее ноги, они походили на молот для риса, такие огромные. Я подумала: "Если таковы родители, то на что похожи маленькие западные дьяволята?"

При этом необходимо признать, эти чужеземцы оказались настолько любезны, насколько могли. Они допускали, конечно, ошибки, и на каждом шагу выдавали недостаток воспитания. Мне поднесли чашку чая одной рукой и обслуживали меня перед моим супругом. А мужчина дошел даже до того, что заговорил со мной прямо лицо в лицо! Я почувствовала себя уязвленной. Он должен был делать вид, будто не замечает моего присутствия, и позволить своей жене разговаривать со мной.

Думаю, не стоит их обвинять. Ведь они живут с нами только двенадцать лет, как сказал мне мой супруг.

 

Возможно, они могли бы научиться чему-нибудь за это время. Но вы, сестра моя, живете с нами с начала времен, и вы совсем наша.

Самая любопытная часть посещения началась, когда супруг мой попросил чужеземку показать мне своих детей и их одежки. Он объяснил ей, что мы сами ждем ребенка и стремимся изучить западные обычаи. Она тут же встала и позвала меня с собой наверх. Я боялась идти без мужа, взглянула на него с мольбою, а он кивнул мне, чтобы я шла за ней.

Но как только мы поднялись наверх, я забыла все свои страхи. Женщина отвела меня в солнечную комнату, отапливаемую черной печкой. Удивительно, вроде бы они хотели согреть комнату, а оставили одно окно приоткрытым так, что оттуда постоянно дул холодный воздух. Я сначала не заметила все подробности. Прежде всего я была очарована видом троих маленьких чужеземных деток, которые играли на полу. Никогда я не видела таких чудноватых существ!
Они выглядели здоровыми, полненькими, но у всех были белые волосы. Это подтвердило то, что я неоднократно слышала, у чужеземцев природа противоположна нашей: они рождаются со снежнобелыми волосами, которая становится темнее с возрастом. И кожа у детей была очень белая. Я предположила, что их моют какой-нибудь специальной медицинской водой, но мать показала мне комнату, где она мыла детей с ног до головы каждый день. Именно поэтому кожа у них была такая белая. Природный цвет бледнеет от такого частого мытья.

Женщина показала мне и их одежки. Все белье у них было белым. Самый маленький ребенок был одет во все белое. Я спросила, не выражение ли это скорби по какому-то родственнику, так как белый символизирует скорбь. Но она ответила, причина совсем в другом - чтобы ребенок всегда оставался чистым. Я думала, что темный цвет предпочтительнее, ибо белое быстро пачкается. Однако, я наблюдала молча.

После я увидела их кроватки. Они тоже были покрыты белым и вид их вызывал печаль. Я не могла понять, зачем они используют так много белого. Это цвет скорби. Ребенок должен был бы одеваться и укрываться только в цвета радости: алый, желтый и яркосиний. Наши дети носят пурпур из-за радости, которую доставляет нам их рождение. Но у этих чужестранцев нет ничего, что было бы в согласии с природой.

Я с удивлением узнала, что чужестранка кормит своего младенца собственной грудью. Мне бы и в голову не пришло кормить своего. Это не принято среди женщин, занимающих определенное общественное положение, или обладающих богатством. Для таких целей существуют рабыни.

Дома я все рассказала своему супругу. Под конец, я произнесла:

- Она даже сама кормит своего ребенка. Неужели они до такой степени бедны?

- Лучше всего, чтобы родная мать кормила ребенка, - ответил он. - И вы будете кормить нашего.

- Как это, я? - воскликнула я в изумлении.

- Естественно, - сказал он серьезно.

- Значит, я целых два года не смогу иметь другого ребенка, - возразила я.

- Так и надо, - сказал супруг мой, - хотя причина, которую вы привели, совершенно бессмысленна.

Может, он и прав. Во всяком случае одно мне ясно: так как во всяком семействе несколько детей обязательно умирают, а другие - девочки, мой дом не наполнится сыновьями, как я мечтала. Удивлены ли вы, сестра моя, что я не переставала считать своего супруга немного чудноватым?

* * *
 

На следующий день я отправилась к госпоже Лиу, рассказать ей про свое первое посещение чужестранцев. Ах, пусть богиня дарует мне сына такого же, как ее дети, здорового, румяного, с блестящими глазками! Они просто прекрасны, с позолоченной кожей, чудесны в своих красных, вышитых цветами одежках.

- Вы придерживаетесь наших старинных обычаев, - сказала я, глядя на детей, и вздохнула с облегчением.

- Да... нет, смотрите! - ответила она и взяла старшего к себе на колени. - Видите, белое я подшиваю внутри. Это подкладка, которую можно отпарывать и стирать. Учитесь у иностранцев тому, что хорошо, а не берите то, что не в порядке вещей.

Возвращаясь от нее, я зашла в магазин для тканей. Я купила красного и розового шелка, пестрого от цветов, самого лучшего качества, черного бархата для маленького жакета без рукавов и атласа для шапочки. Мне было трудно выбрать, так как я хотела всего самого лучшего для моего сыночка. Я просила продавца показать мне и другие сорта шелка, те, что он отложил, завернутые в темную бумагу, на верхние полки под потолком. Он был стар и запыхался. Прорычал что-то, когда я сказала:

- Покажите мне еще, я бы хотела купить шелк с вышивкой из цветов персика.

Он ворчал, ругая суетность женщин. Тогда я ему сказала:

- Это не для меня, а для моего сына.

Кривая улыбка показалась на его лице. Он пошел и принес мне самого лучшего шелку. До тех пор он его скрывал.

- Возьмите, - сказал он. - Я отложил его для жены судьи, но если это для вашего сына, возьмите. Она все же женщина в конце концов!

Именно такую ткань я искала. Среди кучи различных мотков шелка на прилавке, она блестела своим глубоким розовым оттенком. Я купила этот шелк, не спрашивая о цене, хотя уверена, хитрый старец, заметив мое желание, сильно ее завысил. Я сама принесла покупку домой и сказала: "Этим же вечером скрою маленькую рубашку и штанишки. Сама все сошью. Не хочу, чтобы чужие руки прикасались к одежде моего сына".

О, как я была счастлива, всю ночь напролет могла бы я шить! Я заказала для сыночка пару туфель с тигровыми головами. Купила ему серебряную цепочку, чтобы он играл с ней.