Франц Энгел

Как рассказать мне о бремени, лежащем на сердце моем?

Я уехала тихим серым утром. Был конец десятой луны, когда красные листья начинают молчаливо падать на землю, бамбук трепещет на утреннем или вечернем холоде. Я прошла по дворам, останавливаясь в тех местах, которые больше всего любила, и старалась запечатлеть их красоту в своей памяти. Я остановилась на краю бассейна и слушала, как от слабого ветра лопаются мертвые чашки лотосов. Я целый час сидела под узловатым можжевельником, что триста лет стоит на скале в третьем дворе. Во дворе при больших воротах я сорвала веточку священного бамбукового дерева, любуясь ярко-красными зернами, висящими на темно-зеленом фоне листьев. А после, чтоб отнести с собой что-нибудь от красоты наших дворов, я выбрала для себя восемь кадок с хризантемами. Они как раз зацветали, и мне показалось, их алые и бледно-розовые краски смекчат голоту моего дома. Так я вернулась к своему супругу.

Когда я переступила порог крохотной прихожей, оказалось, его не было дома. Служанка сказала мне, что еще до рассвета его вызвали по очень спешному делу, она не знала куда. Я старательно расставила хризантемы в маленькой гостиной, тщательно продумывая, как бы их расположить по-лучше, чтобы его удивить. Но поставив все кадки, я осталась разочарована. Насколько богато и роскошно блестели цветы в старом дворе, на фоне черных скульптур, настолько бледнели здесь, на фоне беленых стен, и красота их превратилась в нечто искусственное.

Ах, тоже самое случилось и со мной: я надела зеленые атласные штаны, черный бархатный жакет без рукавов. Я украсила волосы заколками с изумрудом и ониксом, в уши вдела изумрудные серьги. Я обула черные туфли из бархата, искусно вышитые мелкими золотыми бусинками. Я научилась от Ла-Май - Четвертой супруги в доме моей матери, - нет ничего прелестнее бледных щек и едва окрашеной пурпуром нижней губы, как и магии надушенных розовых ладоней. Я ничего не пропустила, ради того, чтобы понравиться супругу своему в этот первый вечер. И я видела, что привлекательна.

Приготовившись, я села дожидаться его шагов на пороге. Если бы я могла изящно отвести рукой алую атласную завесу и явиться перед ним в мягком свете старинной китайской комнаты, может быть мне и удалось бы задуманное. Но я вынуждена была неловко спуститься по лестнице и идти к нему в гостиную. Ничего вокруг мне не помогало. Я была, словно хризантема - мила, и не более.

Что до моего супруга, он вернулся поздно и выглядел уставшим. До этого часа я уже потеряла свою свежесть. И хотя он поздоровался со мной любезно, глаза его не остановились на мне. Он попросил лишь, чтобы прислуга поторопилась с ужином, так как целый день был занят с больной и с утра ничего не ел.

Мы поужинали не говоря ни слова. Мне кусок в горло не шел из-за этих моих глупых слез. Он быстро покончил со своим рисом и хмурился над чаем, вздыхая время от времени. Наконец, поднялся с утомленным видом и сказал:

- Пойдемте в гостиную.

Мы уселись, и он спросил меня про моих родителей. Но на ответы мои он обратил столь мало внимания, что я поняла, усилия возбудить его любопытство пропали даром, и я замолчала. Сначала, он даже не заметил, что я перестала говорить. После опомнился и произнес очень мило:

- Прошу вас, не сердитесь. Я рад, что вы вернулись. Но я целый день боролся с людскими суеверием и глупостью, и я проиграл. Не могу думать ни о чем ином, кроме того, как мне пришлось признать поражение. И я постоянно спрашиваю себя: сделал ли я все возможное? Не было ли какого-нибудь довода, который я пропустил, ведь я боролся ради спасения человеческой жизни. Думаю, уверен, я сделал все, что было в моих силах - и все равно я проиграл!

Знакомо ли вам семейство Иу, они живут рядом с башней Барабанов? Вторая супруга сегодня попыталась повеситься. Кажется, не могла больше терпеть змеиный язык своей свекрови. Они позвали меня, и я мог ее спасти, понимаете? Она только что отпустила веревку, когда ее нашли. В тот же миг! Я немедленно приготовил лекарства. Тогда явился старый дядюшка - торговец вином. Он пришел разгневанный, поднял шум, требовал применить старинные способы. Послал за священниками, чтобы те били в гонги и вернули душу женщине. Все семейство собралось, поставили несчастную девушку - ей нет еще и двадцати - на колени на пол, а она была без сознания; после наполнили ей нос и рот хлопком и закутали платком, обвили ей все лицо полотном!

- Но... но, - попыталась возразить я. - Таков обычай, так всегда поступают. Большая часть ее души уже сбежала, надо было закрыть все выходы, чтобы задержать оставшуюся.

Он ходил по комнате, пытался унять свое волнение. Внезапно остановился, сжал губы. Я услышала как быстро он дышит. Взгляд его пронзал меня насквозь.

- Что? - воскликнул он. - И вы?

Я отшатнулась от него.

- Умерла ли она? - пробормотала я.

- Умерла ли? Вы остались бы жива, если б вас держали так долгое време?

Он схватил мои руки одной своей и грубо прижал платок к моему лицу, закрыв и рот и нос. Я извивалась и оттолкнула его от себя. Супруг мой рассмеялся, словно залаяла собака, сел, обхватив голову руками. Между нами наступило молчание, тяжелое, словно страдание. Он даже не обратил внимания на хризантемы, которые я так заботливо расставила по комнате.

Я сидела и наблюдала за ним, удивленная и немного испуганная. В конце концов, возможно, он был прав?

В тот вечер я с печалью сложила свои изумрудные украшения в их серебряный футляр и прибрала атласные одежды. Все, чему меня учили, оказалось, неправильно. Я едва тогда начала понимать это. Супруг мой не был из тех мужчин, для которых жена не более, чем ясный и определнный зов плоти, как благоуханный цветок или трубка с опиумом. Утонченности телесной красоты было недостаточно. Мне требовалось научиться нравиться ему другими средствами. Я вспомнила о своей матери, лицо ее, отвернувшееся к стене и усталый голос:

- Времена изменились.

* * *
 

И все равно я не могла легко решиться развязать свои ноги. В сущности госпожа Лиу мне помогла. Это была жена одного из учителей западной школы. Супруг мой говорил о господине Лиу как о своем друге. Сразу же после моего возвращения я получила письмо от нее, если я не имею ничего против, писала она, она посетила бы меня на следующий день.

Я сделала большие приготовления, потому что мне предстояло принимать свою первую гостью. Я послала служанку купить шесть различных видов сладостей, семечек дыни, сусамовых лепешек и самый лучший чай, созревший до сезона дождей. Я надела платье персикового цвета и вдела жемчужные серьги в уши. В душе я очень стыдилась своего дома. Думала, она найдет его некрасивым и неприятно изумится моему вкусу. Я надеялась, супруга моего не будет дома, и я сумею хотя бы стулья и стол уставить торжественно, чтобы было сразу ясно, где самое почетное место.

Но, как нарочно, в тот раз он остался дома. Он сидел и читал какую-то книгу, когда я вошла. Я нервничала немного. Он взглянул на меня с улыбкой. Я решила встретить посетительницу сидя. Представила, ее введет в комнату служанка, я встану, поклонюсь ей и укажу лучшее место. Но пока супруг мой был там, я не смела переставлять мебель.

 

Позвонили и он сам пошел открывать. Я расстроилась, ломала тихонько руки и не знала, что мне делать. Тогда я услыхала радостный голос, и не смогла устоять, выглянула в преддверие. Я увидела нечто странное. Мой муж схватил руку моей гостьи и тряс ее вверх-вниз очень смешным манером. Я просто онемела от изумления.

Внезапно, я забыла все мои переживания о встрече гостьи. Я посмотрела на его лицо. О, супруг мой, никогда лицо твое не светлело так для меня - твоей жены! Словно он наконец обрел подругу.

Сестра моя, если бы вы были здесь, вы бы научили меня, что предпринять! Но я была одинока. У меня не было подруг. Я лишь скорбела, сетовала и спрашивала сама себя, чего недостает мне, чтобы нравиться ему.

Пока она сидела у нас я подробно ее разглядела, должна же я была понять, на самом ли деле она так красива. Но она вовсе не отличалась красотой, даже не была мила. Лицо у нее было широкое и красное, хотя и лучилось добродушием; глаза ее, правда, смотрели любезно и улыбались, круглые и светлые, как стеклянные шарики. Она была одета в синий жакет и черную шелковую юбку без цветов, а ноги ее были обуты по-мужски. Голос у гостьи все же был приятным, слова ее одно за другим лились легко и быстро, смех ее звучал тепло и смеялась она порывисто. Они долго разговаривали с моим мужем, а я сидела понурив голову. Они говорили о вещах, о которых я никогда не слышала. Постоянно обменивались чужестранными словами. Я ничего не понимала, только видела удовольствие на лице моего супруга.

* * *
 

В тот день после ужина мы вдвоем сидели молча, как обычно. Мысли мои постоянно возвращались к этому его выражению лица во время посещения гостьи. Никогда не видела я его таким распаленным и воодушевленным! Он был столь словоохотлив с нею, слова просто сыпались с его губ. И он оставался в комнате до конца посещения, будто не женщина, а мужчина пришел к нам в гости!

Я встала и подошла к нему.

- Да? - спросил он, подняв взгляд от книги.

- Расскажите мне о госпоже, что сегодня приходила.

Он откинулся на спинку стула и посмотрел на меня задумчиво.

- Что вам сказать? Она училась в одном западном коллеже, называется Васар. Она умна и интересна, какой бы надо было быть каждой женщине. Кроме того, у нее три чудесных мальчика - умные, чистые, хорошо воспитаные. Я осматривал их с большим удовольствием.

О, ненавижу ее, ненавижу! Что мне делать? Неужели мне осталось лишь последнее средство, которым я смогу завладеть его сердцем? А она совсем не была красива...

- Вы находите ее красивой? - прошептала я.

- Да, разумеется, - ответил он дерзко. - Она здорова, разумна и у нее красивые устойчивые ноги.

Он смотрел в пространство. Несколько мгновений я размышляла отчаянно: «Для женщины есть только один путь». Как бы я могла... И к тому же моя мать сказала: «Ты должна нравиться своему супругу».

 
Он продолжал вглядываться куда-то вдаль, глаза его были задумчивы. Я не знала о чем он размышляет. Но одно было мне известно - хотя на мне были одежды из атласа с цветами персика и в ушах моих были жемчужные серьги, хотя волосы мои были гладкие, черные, мягкие и умело уложенные в пучок, хотя я стояла рядом с ним, настолько близко до его плеча, что самое незначительное движение привело бы его руку к моей, все равно он думал не обо мне.

Тогда я опустила голову еще ниже и сдалась; я отказалась от своего прошлого. Я сказала:

- Если вы пожелаете сказать мне как, я развяжу свои ноги.