Франц Энгел

Отец принял решение, сестра моя! Было мучительно, но неизбежно, лучше знать правду, чем пребывать в ложных надеждах.
 

Вчера к брату явился посланник - наш троюродный брат, сановник в родовой артели дома моего отца. После того как он отдохнул и выпил чаю в гостиной, он сообщим брату отцовскую волю.
 

- Слушай, сын Ян. На твою просьбу отец твой отвечает следующее, и члены совета согласны с ним. Все, даже самый скромный, поддерживают его. Отец твой говорит, что невозможно, чтобы чужестранка была принята в нашу семью. В ее жилах течет кровь, которая несомненно чужда нам. Сердце ее верно чужим законам. Дети ее утробы не могут быть сыновьями нашего рода. Там, где кровь смешана и нечиста, сердце не способно сохранять устойчивость. Кроме того, сын ее не должен претендовать на прием в зале предков. Невозможно, чтобы чужестранка опускалась на колени перед долгой и священной чередой великих дедов. Там могут быть приняты только те, чья наследственность чиста, и в чьих жилах течет незамутненная древняя кровь. Отец твой великодушен. Он посылает тебе тысячу серебряных монет, чтобы как только родится ребенок, ты заплатил ей сполна и помог вернуться ей в ее страну. Достаточно ты поиграл с нею. Настало время вспомнить о своем долге. Слушай приказ - женись на той, которая была для тебя избрана. Дочь Ли теряет лучшие годы при таком возмутительно длительном ожидании. Семейство Ли терпит, предпочитая отложить свадьбу, пока твоя дурь не пройдет. Об этом инциденте знает уже весь город, так что твое поведение позорит наш род. Но их терпение не безгранично, они имеют право требовать. Свадьба больше не может быть отложена. Молодость проходит, а сыновья зачатые и рожденные в юные годы, самые лучшие.

Троюродный брат подал моему брату тяжелый кошель с серебром.

Но мой брат бросил деньги на пол. Он сжал кулаки и глаза его были словно два наточенных меча, что ищут сердце неприятеля. До того мига гнев его поднимался в душе, спрятанный за ледяным внешним спокойствием, и внезапно вырвался наружу - ужасный, словно молния среди ясного неба.

- Возвращайся к тому, кто тебя послал! - воскликнул он. - Скажи ему, пусть забирает обратно свое серебро! С сегодняшнего дня у меня больше нет отца! У меня нет рода, я отрекаюсь от своего имени! Вычеркните меня из книг! Я и жена моя уйдем. С этого дня мы станем свободны, как свободны молодые люди в других странах. Мы - новый народ, свободный... свободный от этого древнего жестокого рабства над душами!

И он быстро вышел из комнаты.

Посланник поднял кошелек и пробормотал:

- Э, есть и другие сыновья, есть и другие сыновья.

Он вернулся ни с чем к нашему отцу.

Ах, сестра моя, теперь вы понимаете, почему я сказала: лучше моей бедной матушке было не дожить до этого мрачного дня? Как бы она могла перенести, что сын какой-то наложницы занял место единственного ее сына - законного наследника?

Теперь у моего брата нет имущества. Полагающейся ему частью семейного наследства будет выплачена компенсация за нанесенную обиду семейству Ли. Тетушка Ван сказала, те уже подыскивают себе нового жениха для дочери.

На какую жертву пошел мой брат ради своей любви к чужестранке!

* * *
 

Но ей он ничего не сказал об этом, чтобы не омрачать ее счастья на будущее. Он предложил ей только:

- Уедем отсюда, сердце мое! Мы никогда не сумеем создать наш дом между этими мрачными стенами.

Она обрадовалась и с готовностью последовала за ним. Так брат мой навсегда покинул дом своих предков. Никто не попрощался с ним кроме старой тетушки Ван, которая расплакалась, упала перед ним на колени и склонила голову до земли:

- Как это возможно, чтобы сын моей госпожи оставил родной дом? Мне пора умереть... Пора умереть!

Теперь брат с женой живут в маленьком двухэтажном доме, подобном нашему, на улице Мостов. Брат мой за короткое время повзрослел и утихомирился. Впервые в жизни ему требуется думать откуда взять еду и одежду. Каждое утро он уходит на службу в государственную школу. Он, который прежде никогда не вставал раньше того как солнце поднимется высоко на небе! Взгляд его вновь стал решительным, теперь он говорит реже и улыбаться получается у него труднее, чем прежде. Однажды я осмелилась сказать ему:

- Ты ни о чем не жалеешь, брат?

Он бросил на меня один из своих пламенных взглядов и ответил:

- Ни о чем!

Ах, боюсь, матушка моя ошибалась! Он совсем не похож на своего отца, а всецело сын собственной матери. У него столь же твердый характер какой был у нее.

* * *
 

Знаете ли, что произошло, сестра моя? Я смеялась, когда мне передали новость, а после, сама не знаю почему, плакала.

Прошлым вечером брат мой услышал как кто-то стукнул в двери маленького его дома. Он пошел сам открывать, потому что у них только одна служанка, и к большому своему изумлению увидел перед собой тетушку Ван. Она пришла с ручной тачкой, в которой привезла все свое имущество, собранное в большую бамбуковую корзину, плюс к тому она тащила на себе узел синего полотна. Моему брату она сказала с самообладанием и спокойствием:

- Я пришла жить с сыном моей госпожи, и служить ее внуку.

Брат спросил ее:

- Разве ты не знаешь, что меня больше не считают за ее сына?

Тетушка Ван, держась за свою корзину одной рукой и с узлом материи в другой, упорно стояла на своем:

- Да ладно! Ты мне это говоришь? Не тебя ли я приняла из рук твоей матери вот этими вот руками, когда ты еще был не длиннее шага и выглядел беззащитным как рыба на суше? Не кормила ли тебя моя грудь? Каким ты родился, таков ты и сейчас, и твой сын, есть твой сын. Пусть будет так, как я говорю!

Брат мой не знал, что ей ответить. Верно, тетушка Ван с нами с того мига как мы впервые увидели белый свет. Для нас она не какая-то простая служанка. Пока брат колебался, она втащила свою поклажу в маленький коридор, задыхаясь и пыхтя, ибо она постарела за последнее время и располнела, потом принялась искать свой кошелек. Отыскав не без труда, она стала шумно торговаться с человеком, уступившем ей свою тачку. И так она устроилась, словно дома.

Она сделала это ради моей матери. Бессмысленно придавать большое значение поступкам таких незначительных людей, но когда брат рассказывает мне о ней, в его смехе угадывается нежность. Он радуется тому, что тетушка Ван станет жить с ними, и его сын будет спать и играть на ее ласковых руках.

Этим утром она пришла засвидетельствовать мне свое почтение. Я не увидела в ней никакой перемены. Можно подумать, она годами жила с моим братом в странном доме, хотя, уверена, многие вещи ее удивляют. Брат мой говорит, она в этом не признается, а в сущности самое большое недоверие испытывает к лестнице, по которой ни за что на свете не хотела подниматься в присутствии других людей. Сегодня она поделилась со мной, что не смогла вынести перемен, случившихся в отцовском доме после смерти нашей матери.

Толстая наложница стала Первой супругой вместо матушки. Это было объявлено в зале предков, перед священными табличками. Она стала ходить гордо, одеваться в красное и пурпурное, все пальцы унизала перстнями. Она даже переселилась в комнаты матушки! Когда я услышала это от тетушки Ван, я поняла, что больше никогда не смогу пойти туда.

Ах, матушка!

* * *
 

Брат мой нежен со своей женой с тех пор как пожертвовал все ради нее, даже нежнее, чем прежде. По сравнению с тем, в каком достатке жил до этого мой брат под защитой состояния нашего отца, он стал бедняком. Но он теперь знает, что нужно для счастья его жены.

Вчера я ходила к ней в гости. Она подняла взгляд от бумаги, на которой писала длинные закрученные, растянутые ряды. Когда я вошла в комнату со своим сыном, она улыбнулась как прежде тепло. Всегда она улыбается так, когда видит ребенка.

- Я пишу своей матери, - сказала она с внезапно загоревшимися смеющимися глазами. - Теперь я все могу ей рассказать. Я напишу ей, что повесила на окна желтые занавески, а на столе у меня всегда стоит ваза с золотыми нарциссами. Я напишу ей, что сегодня обшила изнутри корзину, где будет спать ребенок... обшила розовым шелком, который напоминает цветущие яблони в Америке! Она прочтет между строк, как я счастлива. Как я счастлива, наконец!

Видели ли вы, сестра моя, красивую, но серую долину под мрачным небом? После облака вдруг рассеиваются, разливается солнечный свет, и в каждом уголке этой долины просыпается радостная жизнь, и цвета, и пение птиц. Так и с ней. Глаза ее сияют, а голос звучит, словно песня.

Губы ее ни на миг не смыкаются в молчании. Они все время сжимаются, волнуются, складываясь в беглые улыбки между словами, кажется, она вот-вот примется звонко смеяться. Она очень красивая. Раньше я сомневалась в ее красоте, потому что она ни на кого и на ничто не похожа. Но сейчас я ясно ее вижу. Буря и мрачное настроение исчезли. Ее глаза теперь синие, как море под ясным небом.

Что до моего брата, после приведения в жизнь своего судьбоносного решения, он стал спокойным, серьезным и довольным. Настоящий мужчина.

Стоит мне подумать, что оба они оставили целый свой мир один ради другого, я начинаю чувствовать себя ничтожной перед такой огромной любовью. Плод ее будет драгоценен - прекрасен, как редкостный изумруд.

Я думаю об их ребенке. Ему нужно будет пробивать себе дорогу в жизни. Восток и Запад, слитые в нем воедино, равно его отвергнут, потому что не поймут, не захотят его понять. Но мне кажется, если он унаследует силу обоих своих родителей, он победит и тот и другой мир. Это лишь мои предположения, возникающие у меня, когда я смотрю на брата и его жену. Я обычная женщина, не более. Мне надо поговорить со своим мужем. Он мудр и без того, чтобы посоветоваться с кем-либо, уже знает где заключена истина.

В одном я уверена: я горю желанием видеть их ребенка. Я бы хотела, чтобы он стал братом моему сыну.