top of page

Глава двенадцатая
 

Сегодня солнце взошло в спокойном синем небе. Воздух тяжел от недавней жары и пропит влагой. Ребенок мой неспокоен, хотя я не могу найти у него признаки какой-либо болезни.


Слуга, который ходил за новостями в дом моей матери, сообщил, что отец мой вернулся. Видимо, тетушка Ван осмелилась написать ему письмо через городского писаря, сидящего у храмовых ворот. И в письме она смиренно просила его приехать, потому что силы моей матушки были на исходе. День за днем проводила она в своей комнате, ничего не ела. Едва получив письмо, отец отправился в путь и спустя два дня прибыл домой.


Я решила пойти повидать его. Сына своего я нарядила в красное. Отец мой должен был увидеть внука в первый раз.


Я застала его сидящим у бассейна во дворе Красной рыбы. Так как воздух был горяч, а отец сильно располнел, он устроился на краю бассейна только в нижней рубашке и брюках тонкого шелка, бледного, словно вода в ручье под вербами. Вторая супруга стояла рядом и обвевала его веером. Так как она не привыкла к такой работе, по ее щекам лился пот. На коленях отец мой держал одного из своих детей, празднично одетого по случаю его возвращения.


Когда я вошла во двор, отец всплеснул руками и воскликнул:


- Ага, вот и наша молодая матушка с сыночком!


После он спустил своего ребенка с колен на землю и подозвал к себе моего сына, голос его стал мягким, он улыбался. Я низко поклонилась, а он мне кивнул, не сводя глаз с внука. Я сложила ручки сына и показала ему как кланяться. Отец был очарован.


- Ага, ага, - повторял он тихо.


Он поднял моего сына на руки, ощупал его тельце и рассмеялся широко раскрытым удивленным глазкам ребенка:


- Какой мужчина! - воскликнул он восхищенно. - Пусть рабыня принесет сладости! Засахаренные фрукты и пирожные!


Я испугалась. У мальчика моего прорезалось только десять зубов. Как же он станет кушать засахаренные фрукты?


- О, почтенный отец мой, - попросила я, - не забывайте о нежном его возрасте. Маленький его животик привык к мягкой пище. Прошу вас...


Но отец махнул рукой, чтобы я замолчала, и обернулся к ребенку. Я была вынуждена покориться.


- Да, ты уже мужчина! Матушка еще кормит тебя кашками? Дочка, и у меня были сыновья, много сыновей, четверо или пятеро, не вспомнить. Во всяком случае, мне известно побольше, чем матери одного-единственного сына, хотя бы и такого замечательного сына!


Тут он рассмеялся и продолжил:


- Ах, мой бы сын, твой брат, подарил бы мне такого же внука от дочери Ли, чтобы было кому позаботиться о моих старых костях!


Так как он вспомнил о брате, я осмелилась спросить:


- А если он жениться на чужестранке, отец? Этот страх разъедает сердце моей матушки, и со дня на день ей все хуже и хуже.


- Тс! Невозможно, - ответил он легкомысленно, - как он может вступить в брак без моего согласия? Это было бы незаконно. Мать твоя напрасно тревожится. Утром сегодня я сказал ей:


«Перестаньте изводиться попусту. Оставьте мальчика, пусть наиграется с чужестранкой. Ему только двадцать четыре года, кровь его кипит. Ничего страшного - в его возрасте я был влюблен сразу в три певицы. Пусть мальчик повеселится. Когда она ему надоест, скажем через два месяца, или, если она на самом деле красавица, через четыре - пять, возможно, хотя мне не верится в последнее, тогда он согласится жениться. Можно ли предположить, что он жил целых четыре года в чужой стране, словно монах? Чужестранки, не чужестранки, они все равно женщины, не более того».


Но мать твоя всегда была непримиримой. С самого начала ею обладало какое-то странное буйство. Нет, не говорю о ней ничего плохого. Она мудра и в ее руках золото и серебро мое никогда не расхищается. Я не жалуюсь. Она не говорит гадости за моей спиной, как делают некоторые жены. Бывает, мне хочется, чтобы она стала такой же как другие, чтобы не испытывать на себе это ее многозначительное молчание, которое смущает меня с первых лет брака с ней. Но теперь-то случай совсем незначителен. Невозможно понять женские капризы. С молодости у нее был этот недостаток - излишняя серьезность, неприятная в ежедневной жизни. Она хватается за какую-нибудь мысль, за воображаемый долг, и это становится для нее смыслом существования. Человеку бы хотелось...


Отец замолчал на полуслове. Я никогда до сих пор не видела его таким рассерженным. Он взял веер из рук Второй супруги и принялся сильно обмахиваться им. Спустил сына моего с рук и словно забыл о нем. После отец продолжил раздраженно:


- А теперь она взяла в голову эту странную женскую причуду - требуется внук от первой связи нашего сына - так, мол, он бы был щедрее одарен Небом. Какое суеверие! Ах, женщины упрямы! И самые лучшие из них невежи, потому что живут вдали от мира.


Отец мой закрыл глаза и несколько мгновений молча обмахивался веером. Раздражение его прошло. На лице его появилось обычное выражение спокойствия и добродушия. Он открыл глаза и принялся угощать моего сына сладостями.


- Ешь, мальчик мой! Какое значение имеет все это? Не переживай, дочка. Может ли сын не покориться своему отцу? Меня не смутишь так просто.


Я все еще не была довольна. Выдержав необходимую паузу, я сказала:


- Но, отец, вдруг он откажется жениться на своей невесте? Мне передавали, в наши изменчивые времена...


Отец мой не пожелал слушать. Он махнул на меня веером и улыбнулся.


- Откажется? Никогда я не слыхал, чтобы сын отказался поступить по воле своего родителя. Успокойся, дочка. Через год у него будет законный сын от дочери Ли. Такой же как ты, мой маленький!


И отец потрепал моего сына по щечке.

* * *

 

Я передала слово в слово разговор с отцом моему супругу. Он выслушал меня и ответил задумчиво:


- Самое плохое во всей этой истории, что иностранка вряд ли согласится занять некое второстепенное место в семье своего мужа. В их странах не принято, чтобы мужчины имели более одной жены.


Я не знала, что ответить. Я и не подумала о ней, о том, что у нее может быть какое-то свое мнение относительно наших обычаев. Она же прельстила моего брата, чего еще ей могло понадобиться? Я думала только о нем, и о его долге перед родителями.


- Вы хотите сказать, она надеется оставаться всю жизнь единственной женой моего брата? - спросила я.


Я даже возмутилась: как бы могла она запретить брату то, что было его законным правом? Как могла она осмелиться требовать от него больше, чем моя почтенная мать получала от моего отца? Я высказала это все моему мужу, и закончила так:


- Дело мне кажется очень простым: если она выходит замуж за человека нашего народа, она должна оставить ему такую свободу, к которой он привык. Не может она насадить тут свои чужеземные обычаи!


Супруг мой посмотрел на меня со странной ухмылкой. Я не понимала, что она значит. Он произнес:


- Предположим, я бы захотел взять себе вторую жену, наложницу?


Меня бросило в холод, словно меня ударили снегом в грудь, и я проговорила:


- О, нет, господин мой, вы не могли бы так поступить со мной - не теперь! Я подарила вам сына!


Он вскочил, я почувствовала его руку на своем плече.


- Нет, нет, сердце мое, - зашептал он, - я не хотел сказать это, не точно это. Я бы так не сделал, не смог бы, правда...


Но предыдущие его слова оказались для меня слишком неожиданными. Это были те слова, которых все женщины боятся, но которых ждут, как неизбежность. Я их не ждала, потому что он любил меня. Теперь без всякого предупреждения он впустил в мою душу все тревоги моей матушки и тревоги сотен поколений жен, которые любили своих мужей, но лишились их благоволения. Я заплакала, не справившись со своими страхами.


Мой муж меня утешал, взял меня за руки и шептал мне... Не могу передать вам, сестра моя, слова, которые он говорил. Даже произнесенные только между нами двоими, эти слова заставляют меня краснеть. Я смущаюсь, вспоминая их. Такие чудесные любовные слова! Слезы мои высохли сами собою, и я успокоилась.


Потом он сказал:


- Отчего вы расплакались?


Я опустила голову, почувствовав, как кровь моя притекла к щекам. Он поднял мое лицо к себе.


- Почему? Почему? - настаивал он, и как всегда, отвечая ему, я сама не знаю как, сказала правду:


- Потому что, господин мой, вы владеете сердцем моим, и заполняете его все без остатка. Я бы хотела...


Голос мой пресекся. Но его глаза ответили мне. Он произнес тихо и очень нежно:


- А если и она так же любит вашего брата? Ее природа ничем не отличается от вашей, только потому, что она случайно родилась в другой стране за морем. Вы обе женщины, и у вас похожие желания.


Я не представляла ее таким образом. Вижу, ничего я не понимала. Всегда-то мой супруг меня поучает.


О, я боюсь! Боюсь! Я начала видеть яснее. Что же мы будем делать, если между чужеземкой и моим братом родилась такая любовь?

 

Франц Энгел, 2015-2018

bottom of page