top of page

XXIII век. Москва. Будущее, в котором решен "половой вопрос" и больше не пользуются популярностью брошюры "Почему мужчины не умеют слушать, а женщины не в состоянии припарковать машину". Общество не смогло сгладить вековые противоречия между эмансипацией и патриархальностью, и изменилось само. Все претерпело трансформацию: нормы морали, институт брака и семьи.

Читатели об антиутопии "Первородный грех"

Больше всего на свете люди любят бояться. Одни боятся радоваться, другие боятся грустить, третьи боятся летать на самолетах, четвертые боятся  спускаться в метро. И, конечно, люди боятся любить. Жить вместе, продолжать род – это еще куда ни шло, но любовь – это очень страшно. А любовь, выходящая за рамки общепринятого, еще страшнее «традиционной». Но традиции – вещь наживная и взамен старого абсурда мы нередко получаем новый. Представьте себе, что общепринятые нормы изменятся. Будет ли это означать, что люди перестали бояться? «Первородный грех» дает однозначный ответ – нет, не значит. Маркус и Наташа любят друг друга, но в мире будущего им не дозволено любить друг друга. Их любовь – табу, их любовь – извращение, их любовь противна элементарному здравому смыслу. Традиции не убивают страх - страх преодолевает лишь свободная личность. Страх преодолевает лишь любовь. Любовь освобождает любящего – нет, сразу двух любящих. Традиция сковывает во имя прошлого. Любовь раскрывает во имя будущего. Получится ли у Маркуса и Наташи стать свободными? Да, их любовь настоящая, но и страх окружающего мира слишком велик.

Антон Райков

Москва в самом начале двадцать третьего века. Всё по-другому:  побеждены болезни, развиваются технологии настолько, что  в няньки детям можно подобрать очень ответственного робота. Неизменны, только,  дождливые сентябри, да люди. И, если погоду ещё можно изменить, но не нужно, то людей изменить нельзя.

В "Первородном грехе" Франца Энгела всё, именно, так и происходит - изменился,  по воле автора, не социальный строй,  а претерпели кардинальные изменения социальные отношения.

Эта повесть заранее отмечена автором как антиутопия и всё, что в ней описывается, можно считать гиперболизированным и гротесковым. Только, что-то не позволяет относиться к ней с лёгкостью как к фантасмагорической псевдореальности. Уж очень чётко просматривается тут и наше недавнее прошлое, да и повседневные реалии где-то рядом.

Читая о деятельности правоохранительных органов и пенитенциарной системы в двадцать третьем веке, почему-то вспоминаются картинки из произведений Солженицына, Евгении Гинсбург и прочих "гостей" Лефортова: чем строже надзиратели, тем тяжелей режим содержания.

Узнаваемы и методы коррекции сексуального поведения, и бизнес вокруг и около этих методов.

Франц Энгел в своей повести говорит всё, что он хотел сказать, ничего додумывать не нужно, не упоминает только одного слова: фашизм. Но, он есть, он явно просматривается: подслащённый, с очеловеченным лицом для одних, и со смертельным оскалом для других, обречённых.

 

gLomaf

 

«Первородный грех» произведение тяжелое и мрачное каким и должна быть антиутопия. Если большинство книг этого жанра поднимают проблемы политического строя, то это произведение затрагивает область морали и многовековых традиций. Созданная реальность «Первородного греха» как фотонегатив современности, выпячивает и подчеркивает все недостатки нашего общества, о которых мы не задумываемся в повседневности. Здесь речь о том, чем мы, не осознавая того, привычными разговорами или обыденными действиями можем причинить ближнему душевные страдания.

Опыт двадцатого века научил нас ценить свободу и индивидуальность гражданина, но Ф. Энгел в своем произведении поднял самые болезненные вопросы.  Имеем ли мы сексуальную свободу? Понимаем ли мы что это? И готовы ли мы отвоевывать ее даже у наших собственных предрассудков? Странный перевернутый мир описан в «Первородном грехе», очевидная зеркальность нашему миру обманчива, автор создал настоящую головоломку, критикуя современный мир, он не дает подсказки, к чему стремиться, своего видения и решения проблемы. Необходимо самим разгадать эту загадку.

 

Антония Б.

 

Франц Энгел, 2015-2018

bottom of page