Франц Энгел

Существует такой тип личности, который никогда и ни при каких обстоятельствах не способен признать себя неправым. Даже если его мировоззрение поменяется кардинально, перевернется на 180 градусов, что вряд ли возможно, но все же вероятно, он найдет способ оставаться в собственных глазах правым и «до» и «теперь», просто придумает необходимые для этого оправдания. Он склонен к фанатизму. Предмет поклонения – он сам, закамуфлированный под «руководящую идею». Подобных людей принято относить к принципиальным, хотя они способны вилять и двуличничать лучше многих прочих. Разумеется, оставаясь верными идее. Иначе говоря, они патологические лжецы.

Приведу пример из истории, который знаком мне лучше других: Гаспар де Колиньи, адмирал Франции (1517-1572). К счастью, он не управлял государством, иначе Франция оказалась бы заведенной в политический тупик, куда только и способны «зарулить» такие деятели. Хотя, это не его заслуга, за свою карьеру Колиньи сделал немало, чтобы королевство оказалось в безвыходной ситуации. Ему не хватило власти.

 

Обращение

 

Гаспар остался без отца двух лет отроду. Он был вторым из троих сыновей, и ему прочили церковную карьеру, однако, мальчик отказался наотрез. Вопреки традиции старший брат посвятил себя Церкви, а средний стал главой рода. Если не церковная, то другая единственно возможная для дворянина карьера – военная. На этом поприще Гаспар де Колиньи впервые попробовал себя в 23 года. Вероятно, без особого успеха. Его продвигает по службе лишь новый король Генрих II. В 1547 году Колиньи назначается командующим пехотой и награждается орденом Святого Михаила. В 1552 году он получает звание адмирала. Удачи на очередном театре военных действий против испанцев приводят к назначению Колиньи губернатором Пикардии.

Отвечая за эту провинцию, он оборонял город Сен-Кантен, который осадил один из самых способных тогдашних полководцев герцог Филибер Савойский. Когда сенкантенцы требовали сдаться, Колиньи оставался непреклонным. До тех пор, пока в городской стене не была пробита первая брешь. Тогда он, вопреки мнению солдат, считавших, что еще не все потеряно, так как в брешь не успел проникнуть ни один неприятельский солдат, устремился туда и первым отдал свою шпагу. Потом Колиньи напишет в свое оправдание «Discours» об обороне Сен-Кантена.

Герцог Савойский отправил пленника в Слейс, запросив за него огромный выкуп. Забота тюремщиков-испанцев о душе заключенного привела к противоположным последствиям – Колиньи перестал посещать мессу. Он давно уже «подхватил заразу протестантизма» как выражались тогда католики. Все семейство Шатийонов было склонно переменить религию. Еще восемь лет назад их матушка на смертном одре отказалась от исповеди. Теперь младший брат Гаспара, вместе с ним попавший в плен, последовал его примеру. Об этом стало известно королю Генриху II – пламенному католику, и он отказался выкупать Колиньи из плена. Такое «предательство» со стороны короны – обычно за командующего выкуп платили из государственной казны – лишь укрепило адмирала в его решении. Всю требуемую сумму – 150 тыс. золотых экю – собрала жена Колиньи, продав более двадцати имений.

Однако, вернувшись ко двору адмирал предпочел свое обращение скрывать. Его более простодушный младший брат поплатился за откровенность безобразной выволочкой от короля, арестом и лишением должностей. Колиньи не был склонен рисковать своими регалиями. Открыто он признал себя гугенотом лишь после смерти Генриха II. Официально это произошло 20 августа 1560 года, уже после неудавшегося Амбуазского заговора, от которого адмирал держался в стороне. Прибыв на ассамблею знати, он подал королю Франциску II петицию в защиту кальвинистов Дьеппа. Однако, после ареста принца Конде, самого знатного участника Амбуазского заговора, и его тещи – родной сестры Колиньи, адмиралу пришлось вновь покинуть двор. Когда в начале декабря того же 1560 года скончался Франциск II, Колиньи заявил своим приближенным: «Король умер, а мы будем жить!»

 

Гражданская война

 

Перед тем как французы подняли оружие на французов, после жуткой «неприятности» в Васси, королева-мать Екатерина Медичи писала Колиньи: «Вы, кто всегда вел себя как добрый патриот, покажите сейчас, что ни Вы, ни Ваши братья не желаете стать причиной гибели Вашей родины». Напрасно. Адмирал Франции сделал выбор между интересами своей религии и своей родины, решительно предпочтя первые. С самого начала война велась по-варварски. Стороны ничуть не заботились о королевстве, защищать которое призывала одна «флорентийская торговка». Колиньи почти непрерывно участвует в военных действиях. Он становится все более черствым и фанатичным. Его поступки все более жестоки по отношению к мирному населению. В письме своему дяде-католику Колиньи оправдывается: «Мы собрали войска и подняли оружие, чтобы поддержать короля и его власть; воспрепятствовать насилию в отношении лиц, примкнувших к новой религии, предпринимаемого против воли и желания короля и королевы».  

Послы от французских протестантов ко двору английской королевы подписали Хэмптон-Кортский договор, по которому Елизавета I обещала единоверцам десятитысячное войско и сто тысяч крон. А за это ей были обещаны порт Кале и порт Гавр. В секретном пункте шла речь о Руане и Дьеппе. Негодование было велико даже среди гугенотов, многие покинули армию. Конде и адмирал обвинили своих послов в превышении полномочий. Но, тем не менее Колиньи, на тот момент управляющий Гавром от имени короля, сдал его англичанам. Это предательство адмирала сделало Францию уязвимой как во времена Столетней войны. Вожди противной партии – католики, разумеется, не отказывались от испанских субсидий, но никто из них не посмел дойти до отчуждения части земель Короны. Колиньи «написал королеве Англии 24 января (1563 года), что видит в ней, после Бога, своего главного союзника и заступника, признает в ней добродетель и подмогу свыше и что Господь избрал ее и сохранил в это время и предоставил ей возможность ввести и восстановить истинное богослужение и упразднить идолопоклонство во всем христианском мире, включая Францию» (Jaen Héritier). 

В следующем 1564 году войну удалось завершить, Гавр вернулся к французской короне. Однако, уже в 1567 году противостояние католиков и протестантов вспыхнуло с новой силой. Сперва принц Конде безуспешно пытался захватить короля Карла IX и двор в замке Мо, а потом по дороге в Париж. 29 сентября в день св. Михаила гугеноты Нима бросили 50 католиков на дно колодца. В ряде других городов произошли погромы. Впоследствии это назвали Мишелиадой.

Возобновилась безжалостная война. Протестанты осадили Париж. Колиньи был в рядах единоверцев. Узнав под стенами столицы о кончине своей жены, он истово воззвал к Небесам: «Боже мой! Что я Тебе сделал? Какой грех совершил, что Ты меня так караешь и обрушиваешь на меня столько бедствий?»

Королевским эдиктом реформированный культ был запрещен, пасторам предписывалось покинуть Францию. Тогда же главнокомандующим армии назначается брат короля Генрих, герцог Орлеанский (будущий король Генрих III). Восемнадцатилетний полководец дважды разбивает войска гугенотов: при Жарнаке, где погиб беспокойный принц Конде, и Монконтуре, где протестантские силы, умноженные иностранными наемниками – германскими ландскнехтами - потерпели сокрушительное поражение.

После смерти Конде адмирал Колиньи становится вождем гугенотов Франции. Еще до Монконтура его обвиняют в оскорблении величества, иначе говоря, в государственной измене: по приговору суда он лишается дворянства, чинов и званий, герб его должен быть разломан, владения конфискованы, а дети поражаются в правах. Самого же Колиньи ожидала казнь через повешение.

В завещании 1569 года – своеобразном отклике на судебный приговор он написал: «Я говорю правду перед Господом: я пытался всеми средствами, как мог, удерживать мир столь долго, насколько это было в моих силах и ничего я так не боялся, как бедствий гражданской войны, считая, что она повлечет за собой гибель королевства. А я всегда желал его целостности и заботился о том изо всех сил. Я хочу оставить потомкам это свидетельство, чтобы не оказаться покрытым позором: если я и взял в руки оружие, то не против короля, а против тех, кто тиранически вынудил сторонников реформированной религии взять его в руки ради защиты своей жизни».

Колиньи захватил провинцию Лангедок, оставляя за собой выжженную землю, угрожая долине Роны. Другое дело, он боится встретиться с герцогом Орлеанским на поле боя, и поэтому соглашается на переговоры. 8 августа 1570 года был скреплен подписями Сен-Жерменский мирный договор, так называемый Мир королевы. В сущности, все вернулось к 1563 году: относительная свобода культа, четыре крепости обеспечивают безопасности кальвинизма. Католики негодуют: «Мы завоевали бы мир оружием, а они добились его дьявольскими подписями!»  

 

«Великий план»

 

Колиньи не просто был помилован, ему подарили 150 тыс. ливров на восстановление родового имения, и ренту с аббатства (естественно, католического) в 20 тыс. ливров годового дохода, вернули все звания и, неслыханная милость, ввели в королевский совет. Такова цена усмирения этого бунтовщика.

При дворе его приняли любезно, казалось, все позабыли, что он неоднократно призывал на французскую землю иностранных наемников. Да это словно бы стерлось и из его памяти. Колиньи явился к королю с «великим планом»: французам нужен внешний враг, против него католики объединятся с протестантами. Под общим и естественным «внешним врагом» подразумевалась католическая Испания. Нежелание французов-католиков воевать против нее в расчет адмиралом не бралось. Правду сказать, эту вздорную доктрину Колиньи не сам придумал, ее пытались популяризировать еще при Генрихе II.

Нынешний король Карл IX сделал вид, будто во всем согласен с адмиралом, восхищен его умом и прозорливостью, и стал именовать его не иначе как своим «добрым другом», даже «отцом». Колиньи, конечно, заглотнул наживку, ведь он в себе не сомневался. Им была разработана военная кампания, впервые не против соотечественников, а для того, чтобы помочь протестантам в Нидерландах, оккупированных Испанией. На королевском совете план встретил ощутимую критику. Колиньи упорствовал. Он поручил своему секретарю Дюплесси-Морне изложить его доводы письменно. Так появилось «Обращение к королю Карлу IX о войне против Испании в Нидерландах». Адмирал был уверен в легкой и быстрой победе. «Следует предпринять внешнюю войну, дабы поддержать мир внутри страны», - значилось в обращении, правительство справедливо расценило эти слова как шантаж со стороны протестантов: не одобрите нидерландскую авантюру, развяжем новую гражданскую войну.

Король дает согласие на формирование четырехтысячного отряда под командованием офицера Жанлиса. Отряд состоит из одних протестантов. Направляясь во Фландрию они попадают в засаду. Поскольку Жанлис не является противником в регулярной объявленной войне, испанцы не считают нужным уважать законы чести и истребляют три из четырех тысяч французов. Их товарищи, бежавшие в беспорядке, подвергаются нападению фламандцев, которых они намеревались освободить, но чьи дома между тем разграбили, а поля опустошили. В Париже Карл IX торжественно заявил, что не имеет к Жанлису и его людям никакого отношения. Колиньи заподозрил неладное, однако, отношение к нему не изменилось, и он лелеял прежние надежды. В столицу стекаются воинственно настроенные гугеноты. Кругом немало шумят о близящейся войне. Оружейники работают даже по воскресеньям.

Сам Колиньи на передовую не торопился, требовал от короля гарантий, призрак подставленного Жанлиса не давал ему покоя. Карл IX измотан собственным притворством и решает избавиться от «отца». 22 августа 1572 года наемный убийца на королевской службе, чья должность приравнивается к палаческой, стреляет в адмирала, но только ранит его. «Это происшествие возмутило всех находящихся там гугенотов и повергло их в полное отчаяние». По чьей указке совершено покушение лишь гадают. От короля требуют судебного разбирательства. Однако, рана оказывается легкой, адмирал продолжает призывать к поддержке нидерландских протестантов и войне с Испанией. Точку на его «великом плане» поставит Варфоломеевская ночь. Гаспар де Колиньи падет среди первых жертв народно гнева. Его гибель описывается во всех протестантских сочинениях как мученичество, авторы «не замечают» только, что парижская «чернь» проделала с его телом все то, что обычно полагалось по приговору за государственную измену.