top of page

В начале XII века аббат Бернард Клервоский вдохнул новую жизнь в слова св. Августина: «Мера любви – любовь без меры», - что означает: любовь не признает рамок и градаций, ее не может быть слишком много или недостаточно. И напрасно пытаются поставить любви границы, приравнивая ее безмерность к долготерпению или способности прощать.

Да, они свойственны любви, но этого для нее мало,

ведь любовь бесконечна, вечна и всемогуща, ибо «Бог есть любовь»

(Первое послание апостола Иоанна, 4.8).

Евгений Белжеларский

журнал «Итоги»

 

Энгел и демоны 

 

Сегодня исторический роман с трудом отличим от постмодернистского интеллектуального бестселлера. Последний, как известно, с легкой руки Борхеса, Эко и Павича пристрастился к «пыльным» эпохам. Как там у Умберто Эко? Монах, получающий яд с отравленной страницы манускрипта и отдающий Богу душу… Красивая картинка. Конспирология в рамках приличий.

Но идея скрестить беллетристику с медиевистикой или библеистикой дорогого стоила. Автора «Имени Розы» и «Маятника Фуко» она заслуженно вознесла на пьедестал. Однако впоследствии привела к историческому китчу. Авторы принялись лихо жонглировать древними ядами, манускриптами и «узурпаторами» Святого Престола обоего пола. Смешались воедино правда, домысел и вымысел. В конце концов жанровая амнезия породила Дэна Брауна с его идеей «женоненавистничества» апостола Петра, который-де узурпировал должность главы церкви…

Францу Энгелу стать еще одним Брауном или его эпигоном явно не грозит. Не чуждаясь постмодернистской игры, он тем не менее создал добротный исторический роман. XII век, эпоха Фридриха Барбароссы. Джованни Солерио, молодой человек из Болоньи, получает сан епископа. После этого Ватикан посылает его в Англию, вверяя один из приходов. Но дальше клерикальная история перерастает в авантюрный роман. Читатель знакомится с королем Генрихом и графом Честерским, переживает нападение разбойников и бунт каноников… Нет-нет, все пружины классического historical novel задействованы и властно движут интригу. Однако «Мера любви» не только исторический роман, но также love story и crime story, причем некоторые эпизоды написаны так, что Акунин позавидует.

Главки имеют длинные названия, характерные для средневекового жанра livre («книга»). Но внешность обманчива. Каждая из них стремится завязать или развязать сюжетный узел. Энгел искусно убивает двух зайцев. Дает ускорение действию и насыщает его подробностями эпохи. Финал выдержан в итальянском духе. Герою, опозорившему благородное семейство мезальянсом, подсыпают яд его собственные родственники. О, коварные итальянские нравы! Монтекки и Капулетти, кровная месть и интриги — смертельные, как укус змеи…

В общем, читателю не скучно. Однако любитель повествований в духе «отца Брауна» привык, что под предлогом погружения в историю его попросту развлекают. И чтобы понравиться такой аудитории, надо просто поставить исторический сюжет на подпорки остроактуальной темы. Но Энгел, описывая, скажем, торговцев опиумом, не стремится модернизировать Средневековье. Он подбирает аналогии в духе времени. «Вы, как я вижу, понятия не имеете, что вез мой муж в своих сундуках… Эту гадость выращивают на Востоке. Здесь многие отдали за это все деньги, продали в бордели своих жен, дочерей… — Джованна была бледна и дрожала…»

Наверняка Энгел наглотался пыли в архивах, прежде чем засесть за свое сочинение. Хотя и байбл-поп и «средневековый» китч этого не требуют. Они рассчитаны на менеджеров и домохозяек, мнящих себя немножко интеллектуалами, и усердно врачуют их комплексы…

Несколько лет назад в русском переводе вышла «Смерть в Византии» известного философа Юлии Кристевой. Это тоже был случай добротной исторической беллетристики. Сейчас успех Кристевой повторил Франц Энгел — тоже, кстати, болгарин по происхождению. Он явно владеет «живым языком святых рукописей». Поэтому, чтобы встать в один ряд с Павичем и Эко, дело остается за малым. Писать еще.

Франц Энгел, 2015-2018

bottom of page